Чернобыльская катастрофа или авария? Драма или трагедия? Жертвы науки,
управления или советского (москальского) геноцида? Прошло двадцать лет.
Сменилось поколение. Поколение – это сколько? Правильно ли мы помним то,
что помним? Кто и что помогает нам забыть? Кто отвечает за
«правильность»? «Титаник» затонул со сливками индустриального
общества, и тут вскоре началась Первая Мировая война, до ужаса
неэстетичная, с применением оружия массового поражения, с четырехлетним
«Стоянием (в грязи) на Эне», с погибшими надеждами на Золотой век.
Про «Титаник» все смотрели фильм и плакали по молодым и красивым
жизням, загубленным по цепочке ошибок, словно специально все сыграли
нужные им роли: и конструкторы, и рулевые, и капитан.
Чернобыльский эксперимент не был показан в красивой мелодраме и остался
темным пятном, исчезающим из памяти у молодых. Вместе с образом
Советской державы, которой искажают сегодня все, кому не лень. Да и сами
мы, вправду сказать, интерпретируем события в угоду собственной
сегодняшней аналитичности. Трудно признавать, что под влиянием идеологии
– иногда не жили и вовсе. Тоталитарный режим свободы не оставляет, и мы
оказались достойными заложниками своих вождей и правителей. Это – не
хорошо и не плохо. Это – факт такой исторический. Идеология
сменилась на капиталологию оберток. Сущности, скрупулезно собираемые
нами на книжных рынках, стали доступны, но потеряли актуальность вместе с
рискованностью их добычи. Классическое образование советской школы
пало. Мы это сами допустили. Теперь вот думаем, как бы спасти
индустриальное знание, чтобы к 2012 году не пришлось отстреливать собак
по ночам и давать «тепло и свет» от угольной топки два раза в сутки. В
феодализм не хочется. По некоторым сценариям – придется. Дети счастливо
уверовали, что, несмотря на бардак, все как-то образуется. Армяне,
сидевшие два холодных года без света, утверждают, что не образуется… Писатель Г. Медведев: «— Реактор разрушен, Саша... Надо уводить людей с блока...
— Реактор цел! Мы подадим в него воду! — запальчиво возразил Акимов. —
Мы все правильно делали. Иди в медсанчасть, Валера, тебе плохо... Но ты
перепутал, уверяю тебя... Это не реактор, это горят строения,
конструкции. Их потушат...» Любимое словечко детей: Не парься!
Сегодняшний студент, найдя на улице светящуюся штучку, вряд ли
подумает, что «это радиоактивно»: никто не ждет беды. Жители Припяти
ходили по кускам графита и вопрошали: что же это такое? Откуда?..
История обросла мифами и страшилками. Многие из нашего поколения ставят
детишкам защитные экраны на компьютерные мониторы, потому что радиация… и
вопят о вреде мобильников… Это – жертвы рекламы и двоечники. Они
учились в отличной школе и закончили ВУЗы, в которых преподавались
основы теории ошибок измерения, должны, по идее, знать, что такое
«превышение точности». Но это люди, которые решают, как нам жить – со
светом или без света. И армянский эксперимент с выключенной АЭС
убедительно показал, что без света плохо. Но показал пока только
армянам, увы… У конструктора наших российских ракетных
двигателей сын умер сорокалетним. Без Чернобыля. Ушел, оставив отца и
мать задавать вопросы: «За что?». Конструктор работает до сих пор,
болеет сердцем, пьет горькую и смотрит ровесникам сына, вслед: «Вы
ищите, может, что-нибудь обрящете – я любому варианту буду рад». Когда
мы попадаем под статистику, нам не становится легче. Некоторое время
чернобыльским взрывом объясняли все заболевания и смерти. Притаскивали
за уши. Списывали… На. Это как на малолетнего хулигана вешают все
школьные преступления и вдруг обнаруживают, что он уже как неделю
переведен в другую школу… Почему, интересно, часть людей,
работающих в Чернобыле и не получивших разовой или распределенной дозы,
вызывающей диагностируемую лучевую болезнь, после аварии погибла сразу
или в течение двух лет, а другая часть до сих пор живет? Это от чего
зависит – от количества набранных бэров или?.. То-то и оно… Случись
какая оказия – никто бы сейчас без принудиловки на аварию не поехал,
хоть за пять окладов, хоть за десять. Жизнь дороже. Рак не нужен. Хотя
от пьянки по домам и пьяных рулей на дорогах гибнет больше, чем от
террористов, раков и катастроф всех масштабов… И никто не ужасается,
если сосед сыграл в ящик в 37 лет от беспробудного жития своего.
Называется это «застойная бедность». А где это бедность: в доме или в
голове – неважно. Но есть даже государственные мероприятия по борьбе с
оной. А Чернобыль мы отмечаем, как событие, ужаснувшее весь мир. Оно
перекрыло «Титаник», но его перекрыл взрыв Всемирного Торгового Центра в
Нью-Йорке. Тут атомщикам подфартило. Может, еще прорвемся под шумок
борьбы с терроризмом на строительство всемирной сети АЭС с полным
циклом, включающим и обезвреживание проплаченных агентов кого попало –
тоже. Американцы вот построили в горе хранилище ОЯТ и РАО
(«Юкка-Маунтин») – и ничего, а у них там демократия раньше развилась,
чем у нас, и бюрократия куда как изворотливее. Но построили… Японцы
вообще не беспокоятся об утилизации, упаковывают намертво и ставят на
месте бывшей АЭС Парк культуры, стало быть, и отдыха. И сейсмоусловия им
почему-то позволяют строить и строить свои АЭС. А то, что недавно
какие-то умники тяжелую воду вскипятили и обварились, так у них и
Хиросима была… А Г. Медведев пишет: «чтобы весомо оценить
масштабы радиоактивного выброса, вспомним, что атомная бомба, сброшенная
на Хиросиму, весила четыре с половиной тонны, то есть вес радиоактивных
веществ, образовавшихся при взрыве, составил четыре с половиной тонны.
Реактор же четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС вышвырнул в
атмосферу пятьдесят тонн испарившегося топлива, создав колоссальный
атмосферный резервуар долгоживущих радионуклидов (то есть десять
хиросимских бомб без первичных факторов поражения плюс семьдесят тонн
топлива и около семисот тонн радиоактивного реакторного графита,
осевшего в районе аварийного энергоблока)». – Внимание, вопрос!
Если одна атомная бомба «хиросимского типа» весит 4,5 тонны, то сколько
экспериментальных воздушных, наземных и надводных атомных взрывов нужно
произвести для того, чтобы выбросить в атмосферу количество
радионуклидов, соответствующее чернобыльскому? Правильно, всего двадцать
семь. Для тех, кто не понял, еще один вопрос: сколько таких взрывов
было произведено великими державами между 1945 годом, когда это оружие
было создано, и 1963 годом, когда вступил в действие Договор о
запрещении ядерных испытаний в трех средах? – В одном
Семипалатинске таких испытаний с 1949 по 1962 год было осуществлено: 113
атмосферных ядерных взрывов, в том числе 25 наземных, сопровождающихся
максимальным выбросом нуклидов. А были еще испытания в США,
Великобритании, Франции, Китае… (всего 501 взрыв). И в основном речь шла
не о «хиросимских» бомбах, а о термоядерных зарядах, в том числе
«грязных». Например, пятидесятимегатонная супербомба, взорванная 30
октября 1961 года над Новой Землей, весила 20 тонн, причем по
радиологическому загрязнению взрыв ее не был рекордным (к этому и не
стремились: заряд был подорван не у земли, а на высоте 4 км, и бомба
была предельно «чистой» – 97% энергии создавалось реакцией синтеза) и не
идет ни в какое сравнение с наземными испытаниями первых термоядерных
зарядов («слоек») в 1953 году. – Замечу, что в 1963 году, когда
коллективная годовая доза облучения, связанного с ядерными испытаниями и
выпадением радиоактивных осадков, была наибольшей, она составляла
только семипроцентную прибавку к естественному фону, что, впрочем,
довольно много. – Поэтому испытания в трех средах и были запрещены, несмотря на все протесты военных, как наших, так и американских.
– Так или иначе, 120 тонн, не считая графита – все равно «круто». И он
продолжал излучать, потому что реакция деления не прекратилась… Она
прекратилась далеко не сразу… «Какая прелесть Припять! –
отзывается Писатель, – Сюда стремились и приезжали на постоянное место
жительства многие отставники. Порою с большим трудом, через
правительственные учреждения и даже суд, добивались права жить в этом
райском уголке, сочетающем в себе прекрасную природу и удачные
градостроительные находки. Совсем недавно, 25 марта 1986 года, я
приезжал в Припять с проверкой хода работ на строящемся 5-м энергоблоке
Чернобыльской АЭС. Все та же свежесть чистого пьянящего воздуха, все те
же тишина и уют, теперь уже не поселка, а города с пятидесятитысячным
населением...». Через двадцать лет вокруг сожженного рая вырос
новый лес, и осторожно Представительная комиссия признала, что лес
настоящий, и нет в нем радиации, как нет. Теперь, конечно, зеленые
раскричались: «Не верим!!! Все врете, чтоб…» А чтоб что? Заминка тут…
Кому это все-таки выгодно, чтобы рана, даже зажившая, болела или
саднила, чтоб неповадно, и поклоны до земли восемь поколений? Или чтоб
дали денег и опять на пропаганду потратить… Антипиар куда проще пиара,
ругать легче, чем оценить, разрушить легче, чем строить, критиковать
легче, чем делать, а принимать решение сложнее, чем усомниться в нем и
увять. Положить под сукно и отдать на рассмотрение высоких комиссий.
Чернобыльская АЭС была снабжена системой безопасности с избытком.
Значит, дело не в этом? Значит, сколько ни считай вариантов, найдется
такая комбинация человеческих существ, которые обязательно в каждом
случае примут самое что ни на есть идиотское решение, и катастрофа
произойдет, и они уже ничему не научатся, а потом долго еще совершенно
неповинные в их идиотизме люди будут погибать или страдать от хитрых
заболеваний века? Сегодня рассекретили данные о том, что
смертность в контрольной группе выше, чем в группе работающих на
ликвидации аварии. Прошло 20 лет. Это не к тому, что радиация полезна.
Это к тому, что мало знаем про атом, а с исследованиями – вилы. Грустный
Станислав Лем написал, что сын его, закончивший Принстон, в родной
Польше разве что сачком сможет нейроны ловить. Престиж славянской науки
упал, а Россия отпустила физиков в далекие страны. Пока делила власть и
собственность. Тоже понятно. Познание провисло и стало осыпаться.
У нас есть цель: отрефлектировать знания и представления о
Чернобыльской катастрофе 26 апреля 1986 года, сгруппировать знания и
разделить тем самым мифы и реальность.
|